shimakasim
Местный "Танцор"
- С нами с
- 29 май 2007
- Сообщения
- 2.239
- Репутация
- 1.421
- Откуда
- Москва
Пчёлку уже в детстве на крючок пытался насадить? Ужос нах
Воспоминания о детстве.
- Автор темы Майдан
- Дата создания
вик
Модератор
- С нами с
- 23 мар 2007
- Сообщения
- 1.441
- Репутация
- 203
- Возраст
- 64
- Откуда
- москва
Сижу на косогоре,на третьем заливе-реву,Сопли выше ушей!
Батя приезжает на моторолере!
-Че ревешь!
Блииин!Я его тащу,тащу-выложил уже на поверность-газета прямо-такой размер!!!!!!!!!!!
Лещщщщщщщщщщщ!!!!!!Подвожу пятьсь от берега,по косогору!Вы вел на берег-лежит,только хотел спуститься и взять!!!!
Дядька подбегает один-толпа собралась,наблюдатели-долго выводил-хвать его руками!Брызги,сам в воду свалился,а ЛЕЩИЩЕ убег!
Сижу реву,а батя ,дядьке-ну что ж ты!А он руками разводит-заберите всю рыбу!
Вот так,ля!Кажись восьмой класс!
До сих пор плачу-как вспомню!!!!
Теперь понятно кто всякую хр... трет тут ,у нас!!!!
ВОВчиГ!
Батя приезжает на моторолере!
-Че ревешь!
Блииин!Я его тащу,тащу-выложил уже на поверность-газета прямо-такой размер!!!!!!!!!!!
Лещщщщщщщщщщщ!!!!!!Подвожу пятьсь от берега,по косогору!Вы вел на берег-лежит,только хотел спуститься и взять!!!!
Дядька подбегает один-толпа собралась,наблюдатели-долго выводил-хвать его руками!Брызги,сам в воду свалился,а ЛЕЩИЩЕ убег!
Сижу реву,а батя ,дядьке-ну что ж ты!А он руками разводит-заберите всю рыбу!
Вот так,ля!Кажись восьмой класс!
До сих пор плачу-как вспомню!!!!
Теперь понятно кто всякую хр... трет тут ,у нас!!!!
ВОВчиГ!
- С нами с
- 16 янв 2008
- Сообщения
- 4.757
- Репутация
- 4.328
- Откуда
- г. Москва
Тоже сейчас вспомнил…
Жили мы тогда на Сиреневом б-ре, рядом с лесом. В каникулы, поднявшись в 4 утра, с другом, пешочком, взяв удочки, топали 8 км до Горенок, что рядом с Балашихой. Придя на речку, доставали, спрятанное накануне, ведро, с проделанными дырками и начинали намывать «каракатицу» («бабку» - личинка стрекозы). Собрав в
банку с водой достаточно личинок, начинали ловить плотву, но иногда попадался и окунь… Славное было время.
Жили мы тогда на Сиреневом б-ре, рядом с лесом. В каникулы, поднявшись в 4 утра, с другом, пешочком, взяв удочки, топали 8 км до Горенок, что рядом с Балашихой. Придя на речку, доставали, спрятанное накануне, ведро, с проделанными дырками и начинали намывать «каракатицу» («бабку» - личинка стрекозы). Собрав в
банку с водой достаточно личинок, начинали ловить плотву, но иногда попадался и окунь… Славное было время.
- С нами с
- 22 мар 2007
- Сообщения
- 8.886
- Репутация
- 6.785
- Возраст
- 58
- Откуда
- Москва
Вов, всё псевдонимы меняешь?...По окончании воспоминаний.......Майдана
Не балуйся.
AlexKM
Мудрый Каа
- С нами с
- 22 мар 2007
- Сообщения
- 452
- Репутация
- 233
- Возраст
- 67
- Откуда
- Ростов-на-Дону
ВИК, обижаешь. Вот и мои 5 копеек.
Самая ПЕРВАЯ рыбалка.
Ё-моё! Только сейчас понял, что в прошлом году пропустил Юбилей – 50-тилетие рыболвно… и тут не знаю, как написать – рыболовного увлечения, рыболовной болезни… или еще как. Но вспомнив, что своих друзей-рыболовов в Одноклассниках отношу, в основном, к группе «Коллеги», решаю – рыболовной деятельности. Да и в этом году 51-летие близко.
Саму рыбалку помню достаточно подробно, а вот вычислить – когда это было – сложновато. Но попробуем вычислить. Ночевать мы все – отец, брат, я – перед рыбалкой собрались у дедушки – в Нахичевани. Значит, это было после нового года 1961 года, так как под Новый Год мы переехали в новую квартиру в районе РИИЖТа на Герасименко. Но в детский сад я не ходил – значит уже не 1962. Вот и год определили – 1961.
Брат уже в школу не ходил – значит - лето. Но жердела (дикая абрикоса) еще не поспела – значит не июль. В августе жердела начинала потихоньку облетать – этого не было, да и в августе мы обычно уезжали в Поти – значит не август. Остается июнь.
Отпуск у отца в августе, работали в те времена по 6-тидневке – значит – воскресенье.
Спать улеглись во дворе на матрасах, тулупах – значит - не начало месяца. Спали под ватным одеялом, и было не жарко – значит – не конец месяца. Вот и определили, что это было, скорее всего, второе, много третье воскресенье июня 1961 года.
Деятельного участия в подготовке к рыбалке я, конечно, не принимал. Максимум – собирал в баночку червей. Да и из наживок в те времена помню только червей. Опарыши в те годы в нашей семье не применялись – брезговали. А использовать даже хлебный катышек – считалось долгое время грехом, да и помнились в семье голодные годы – военные, послевоенные. Ловили без прикормки, хотя, когда удавалось достать макуху, а лучшую прикормку в те годы и не знали, круг пилился на кусочки и для макушанки и для прикармливания в разброс.
Для рыбалки была избрана Нахичеванская протока Дона со стороны Зеленого острова. В те годы это было достаточно недоступное место. Необходимо было проехать на троллейбусе или трамвае до остановки «29-я линия» и спуститься к Дону. Через протоку… не будем ее называть протокой – по ширине она не уступала основному руслу, глубине тоже, разве что течение было слабее – пусть будет Дон. Через Дон в те времена не было понтонного моста, и переправиться на Зеленый остров можно было только на лодке с перевозчиком.
До сих пор помнится звездное небо, проглядывающее через густую крону жерделы, тепло от тела отца, спавшего рядом, шелковистость ватного одеяла. Еще только начиналась заря, а нас уже будил мягкий, нежный голос бабушки Нины – Миша, вставай, светает уже. Кружка ароматного, теплого, с пенкой молока, горбушка серого (за 16 копеек) подового хлеба, густо намазанного маслом и медом – обычный завтрак, единственное что – на рассвете. Недолгое одевание (но до сих пор вспоминается «лифчик» с чулками – издевательство над мальчишкой – колгот-то еще не было) – рубашка с короткими штанишками, какая-то курточка, фуражка, на ногах не помню – ботиночки или сандалии – и вперед – на 20-ю линию, затем вниз, на площадь Карла Маркса, к остановке 2-го троллейбуса. Пара-тройка остановок – 29-я линия. По ней вниз, к Дону. Берег почти пустынен – первые лодки с рыболовами уже ушли через Дон. Постепенно собирается очередь рыболовов на посадку. Я не могу просто так стоять и ждать – хожу вдоль берега. Так и тянет полезть в воду, но нельзя – отец пообещал, что если промочу ноги – сразу возвращаемся домой и никакой рыбалки. Вдруг, о чудо, под ногами вижу аккуратненький кусок макухи с упоительным ароматом. Хватаю его, и со всех ног к отцу – хвастаюсь находкой. Макуха убирается в сумку, а так хотелось бы ее погрызть, но нельзя – рыбалка важнее. Вот и лодка подошла. Садимся по очереди – по двое, по трое на лавке, как говорит отец – «на банке». Лодка загружается, борта уходят в воду, до края борта считанные сантиметры. Лодочник отталкивает лодку от берега, переходит на свою скамейку к веслам, при этом она угрожающе начинает шататься, казалось – вот-вот и вода хлынет через борт. В страхе прижимаюсь к отцу – перевернемся, промокну – и рыбалки не будет. Но под спорыми гребками лодочника лодка разгоняется, выравнивается. Маленькие волночки ласково шлепают о борта и страх отпускает. Можно спокойно и осмотреться, повертеть головой. На берегу вижу группы рыболовов. Часть из них идет вниз по течению к оконечности острова, на «стрелку». Туда устремляются лещатники, сазанятники. Конечно, лучшие места на стрелке заняты еще с вечера субботы, но широки донские песчаные пляжи – есть где раскинуть частокол закидушек – какие с червем – на леща, какие с макухой – на сазана. Поплавочной удочкой здесь не половишь – возле берега мелко. Поплавочники идут вверх по течению. Здесь на вечном приколе через каждые 50-70 метров стоят баржи, старые пароходы. На некоторые из них с берега перекинуты сходни – значит палуба еще крепкая, не провалится – заходи рыболов, рыбаль, а если вдруг пойдет дождь - можешь спрятаться или в шкиперской баржи, или в какой-нибудь каюте парохода. Сейчас пишу, и удивляюсь – а как же БОМЖи, вандалы, собиратели металлолома. Никто не поджигает, не ломает, не, извините, засирает.
Вот и берег. Высаживаемся и идем вверх по течению – к баржам. Отец выбирает по сходням – чтобы были пошире (меня подстраховать), и не очень крутые. Нашлась и такая небольшая баржа. На ней мы оказываемся в одиночестве – другие баржи подальше выдаются в Дон, там поглубже, а значит и рыбы побольше. Отец разматывает связку удочек – двухколенку мне (трехколенную мне не осилить), две трехколенки и четырехколенную – себе. Брат Сергей достает из сумки закидушки, макушанку – вот и моя находка пригодится. Я же сижу на крышке среднего трюма – жду начала рыбалки и заглядываю в кормовой трюм – там крышка открыта и видна прозрачная вода с плавающими в ней красными точками циклопов и зелено-серыми дафний.
Снасти у Сергея и отца разобраны, наживлены, заброшены. Сергей даже успел вытащить небольшого бычка. Но дошла очередь и до меня. Конечно, хотелось бы сесть подальше-поглубже – на углу баржи, но там раскинуты закидушки Сергея и стоит папина четырехколенка. Но там открытый трюм – нельзя. Остаюсь на своем месте. Мне вручается комель двухколенки, хотя и ее удержать в руках мне трудновато, поэтому она закрепляется на палубе. Красная головка пластмассового поплавка вызывающе торчит из воды, поплясывая на ряби. Конечно, сконцентрировать внимание на нем мне еще тяжело – сижу, верчу головой по сторонам. Вот Сергей опять вытаскивает маленького бычка, но не кладет его в сетку для улова, а пересаживает его на крючок другой донки, туда же пересаживается и первый бычок. Для чего он это делает - не знаю. Вот отец вытягивает подряд несколько огромных для меня, а, в общем-то, рядовых, ладошечных густеры. Перевожу взгляд на свой поплавок и вижу, что он лег на бок и почему-то плывет к берегу. Хватаю удочку, и тащу из воды какую-то серебристую с красными плавниками рыбешку. Долгое время я думал, что это была плотвичка, а теперь, вспоминая поклевку, понимаю – маленькая красноперка. Поднимаю ее из воды, поворачиваюсь к отцу, чтобы он ее снял с крючка, но, о боже… Красноперка ударяется об спину отца, и, отцепившись от крючка, улетает прямо в открытый кормовой трюм. Все… На этом моя рыбалка практически закончилась. Отогнать меня от кормового трюма, в котором плавала МОЯ РЫБА, было невозможно. В прозрачной воде было отлично видно, что она, сначала пометавшись по трюму, стала спокойно в нем плавать, фланируя от борта к борту, иногда опускаясь на глубину, иногда поднимаясь к поверхности. По моей просьбе (представляю, как и каким тоном это говорилось сквозь слезы) удочка была перезаброшена в трюм, и я с замиранием сердца ждал, когда же МОЯ РЫБА опять соблазниться червяком.
За наблюдением за МОЕЙ РЫБОЙ только краешком глаза были отмечены выловленные Сергеем на бычков несколько щучек (он насаживал их в рот на закидушку с крупными крючками и потом потихоньку выбирал леску), сошедший с крючка из-за отсутствия подсака, попавшийся на макушанку небольшой сазанчик, пойманные отцом еще несколько плотвиц-таранок, густерок, бычков, уклеек. Несколько раз отец предлагал мне «не маяться дурью» и ловить рыбу. Я же обиженно-насупившись «укал». Но вот обида прошла. Удочка торжественно заброшена в Дон, тщательно, «до дна», установлена глубина – и вот он – первый бычок. Черно-угольный с серыми разводами самец бычка-кругляка выгнулся вопросительным знаком, трепеща на леске. Этот уже не сорвется. Даже крючок не виден изо рта. Отец снимает бычка с крючка, причем тот никак не хочет отдавать червя, зажимая его своими зубастыми челюстями. На правах поимщика беру его в руки, ощущаю его клейкую липкость и прохладу, заглядываю в его черные бусинки-глаза. Бычок развалился, изогнувшись, на ладошке, временами шевеля своими круглыми жабрами. Вот он приоткрыл рот. Любопытство перебарывает страх, и я сую ему палец в рот. Бычок резко смыкает челюсти и я, крича не столько от щипка, сколько от неожиданности, трясу рукой с вцепившимся в палец бычком. Бычок, конечно, радуется неожиданно полученной свободе, разжимает челюсти, и … улетает в воду. А мне не жалко потерянного улова. И вообще, я уже нарыбалился, хочу на берег, на белый промытый песок, на зеленую травку, тем более мне видно, что по краю тополиной рощи растут деревца тютины-шелковицы, усыпанные уже спеющими, где еще красными, где уже черными ягодами.
Идем с отцом на берег, оставляя Сергея еще рыбалить, поделившись с ним взятыми с собой бутербродами, вареными яйцами, хрустящей остро-свежей редиской. На невесть откуда взявшемся толстенном сосновом или еловом бревне раскладываем нехитрый завтрак, запиваем его домашним, шибающим в нос квасом. Затем идем лакомиться тютиной.
Вот и июньский день берет свое – жарко. В роще же полно комаров, и пока мы ели тютину, они искусали мне все ноги. Хочется домой, и я начинаю хныкать (думаю пацану, которому еще нет и 5 лет, простительно). Отец оставляет меня на берегу, идет собирать снасти, вещи. Вскоре возвращается вместе с Сергеем. Он недоволен – оторвали от рыбалки, тем более рыба (щурята) еще клюет, не успеваешь налавливать для насадки бычков. Ему хорошо, он большой, скоро 11, а мне уже просто хочется спать.
Очень смутно помню обратную дорогу. Даже как переплывали на лодке Дон, не помню. Наверно уснул, прижавшись к отцовскому боку. Помню только когда уже пришли домой, зашли в прохладу виноградной беседки, прошли под жерделу. В принесенный таз торжественно был выложен улов – щурята (самый большой был, наверное, грамм на 500), плотвички-тараночки, густерки, бычки, себели-уклейки. Но, видно, уж очень намаялся, скоро уснул, и следующий обрывок воспоминаний – мы все сидим на улице, на столе кастрюля с ухой, жареная рыба, молодая кортошечка, редиска, салат.
Все – следующие рыболовные воспоминания уже касались 62-го, а то и 63-го года, но уже Потийской рыбалки, донской–же - 64 –го года, так как результатами ее, пойманным отцом килограммовым соменком, гордо называя его сомом, хвастался перед одноклассниками, которых, увы, отцы с собой на рыбалку еще не брали, мол, малы.
Самая ПЕРВАЯ рыбалка.
Ё-моё! Только сейчас понял, что в прошлом году пропустил Юбилей – 50-тилетие рыболвно… и тут не знаю, как написать – рыболовного увлечения, рыболовной болезни… или еще как. Но вспомнив, что своих друзей-рыболовов в Одноклассниках отношу, в основном, к группе «Коллеги», решаю – рыболовной деятельности. Да и в этом году 51-летие близко.
Саму рыбалку помню достаточно подробно, а вот вычислить – когда это было – сложновато. Но попробуем вычислить. Ночевать мы все – отец, брат, я – перед рыбалкой собрались у дедушки – в Нахичевани. Значит, это было после нового года 1961 года, так как под Новый Год мы переехали в новую квартиру в районе РИИЖТа на Герасименко. Но в детский сад я не ходил – значит уже не 1962. Вот и год определили – 1961.
Брат уже в школу не ходил – значит - лето. Но жердела (дикая абрикоса) еще не поспела – значит не июль. В августе жердела начинала потихоньку облетать – этого не было, да и в августе мы обычно уезжали в Поти – значит не август. Остается июнь.
Отпуск у отца в августе, работали в те времена по 6-тидневке – значит – воскресенье.
Спать улеглись во дворе на матрасах, тулупах – значит - не начало месяца. Спали под ватным одеялом, и было не жарко – значит – не конец месяца. Вот и определили, что это было, скорее всего, второе, много третье воскресенье июня 1961 года.
Деятельного участия в подготовке к рыбалке я, конечно, не принимал. Максимум – собирал в баночку червей. Да и из наживок в те времена помню только червей. Опарыши в те годы в нашей семье не применялись – брезговали. А использовать даже хлебный катышек – считалось долгое время грехом, да и помнились в семье голодные годы – военные, послевоенные. Ловили без прикормки, хотя, когда удавалось достать макуху, а лучшую прикормку в те годы и не знали, круг пилился на кусочки и для макушанки и для прикармливания в разброс.
Для рыбалки была избрана Нахичеванская протока Дона со стороны Зеленого острова. В те годы это было достаточно недоступное место. Необходимо было проехать на троллейбусе или трамвае до остановки «29-я линия» и спуститься к Дону. Через протоку… не будем ее называть протокой – по ширине она не уступала основному руслу, глубине тоже, разве что течение было слабее – пусть будет Дон. Через Дон в те времена не было понтонного моста, и переправиться на Зеленый остров можно было только на лодке с перевозчиком.
До сих пор помнится звездное небо, проглядывающее через густую крону жерделы, тепло от тела отца, спавшего рядом, шелковистость ватного одеяла. Еще только начиналась заря, а нас уже будил мягкий, нежный голос бабушки Нины – Миша, вставай, светает уже. Кружка ароматного, теплого, с пенкой молока, горбушка серого (за 16 копеек) подового хлеба, густо намазанного маслом и медом – обычный завтрак, единственное что – на рассвете. Недолгое одевание (но до сих пор вспоминается «лифчик» с чулками – издевательство над мальчишкой – колгот-то еще не было) – рубашка с короткими штанишками, какая-то курточка, фуражка, на ногах не помню – ботиночки или сандалии – и вперед – на 20-ю линию, затем вниз, на площадь Карла Маркса, к остановке 2-го троллейбуса. Пара-тройка остановок – 29-я линия. По ней вниз, к Дону. Берег почти пустынен – первые лодки с рыболовами уже ушли через Дон. Постепенно собирается очередь рыболовов на посадку. Я не могу просто так стоять и ждать – хожу вдоль берега. Так и тянет полезть в воду, но нельзя – отец пообещал, что если промочу ноги – сразу возвращаемся домой и никакой рыбалки. Вдруг, о чудо, под ногами вижу аккуратненький кусок макухи с упоительным ароматом. Хватаю его, и со всех ног к отцу – хвастаюсь находкой. Макуха убирается в сумку, а так хотелось бы ее погрызть, но нельзя – рыбалка важнее. Вот и лодка подошла. Садимся по очереди – по двое, по трое на лавке, как говорит отец – «на банке». Лодка загружается, борта уходят в воду, до края борта считанные сантиметры. Лодочник отталкивает лодку от берега, переходит на свою скамейку к веслам, при этом она угрожающе начинает шататься, казалось – вот-вот и вода хлынет через борт. В страхе прижимаюсь к отцу – перевернемся, промокну – и рыбалки не будет. Но под спорыми гребками лодочника лодка разгоняется, выравнивается. Маленькие волночки ласково шлепают о борта и страх отпускает. Можно спокойно и осмотреться, повертеть головой. На берегу вижу группы рыболовов. Часть из них идет вниз по течению к оконечности острова, на «стрелку». Туда устремляются лещатники, сазанятники. Конечно, лучшие места на стрелке заняты еще с вечера субботы, но широки донские песчаные пляжи – есть где раскинуть частокол закидушек – какие с червем – на леща, какие с макухой – на сазана. Поплавочной удочкой здесь не половишь – возле берега мелко. Поплавочники идут вверх по течению. Здесь на вечном приколе через каждые 50-70 метров стоят баржи, старые пароходы. На некоторые из них с берега перекинуты сходни – значит палуба еще крепкая, не провалится – заходи рыболов, рыбаль, а если вдруг пойдет дождь - можешь спрятаться или в шкиперской баржи, или в какой-нибудь каюте парохода. Сейчас пишу, и удивляюсь – а как же БОМЖи, вандалы, собиратели металлолома. Никто не поджигает, не ломает, не, извините, засирает.
Вот и берег. Высаживаемся и идем вверх по течению – к баржам. Отец выбирает по сходням – чтобы были пошире (меня подстраховать), и не очень крутые. Нашлась и такая небольшая баржа. На ней мы оказываемся в одиночестве – другие баржи подальше выдаются в Дон, там поглубже, а значит и рыбы побольше. Отец разматывает связку удочек – двухколенку мне (трехколенную мне не осилить), две трехколенки и четырехколенную – себе. Брат Сергей достает из сумки закидушки, макушанку – вот и моя находка пригодится. Я же сижу на крышке среднего трюма – жду начала рыбалки и заглядываю в кормовой трюм – там крышка открыта и видна прозрачная вода с плавающими в ней красными точками циклопов и зелено-серыми дафний.
Снасти у Сергея и отца разобраны, наживлены, заброшены. Сергей даже успел вытащить небольшого бычка. Но дошла очередь и до меня. Конечно, хотелось бы сесть подальше-поглубже – на углу баржи, но там раскинуты закидушки Сергея и стоит папина четырехколенка. Но там открытый трюм – нельзя. Остаюсь на своем месте. Мне вручается комель двухколенки, хотя и ее удержать в руках мне трудновато, поэтому она закрепляется на палубе. Красная головка пластмассового поплавка вызывающе торчит из воды, поплясывая на ряби. Конечно, сконцентрировать внимание на нем мне еще тяжело – сижу, верчу головой по сторонам. Вот Сергей опять вытаскивает маленького бычка, но не кладет его в сетку для улова, а пересаживает его на крючок другой донки, туда же пересаживается и первый бычок. Для чего он это делает - не знаю. Вот отец вытягивает подряд несколько огромных для меня, а, в общем-то, рядовых, ладошечных густеры. Перевожу взгляд на свой поплавок и вижу, что он лег на бок и почему-то плывет к берегу. Хватаю удочку, и тащу из воды какую-то серебристую с красными плавниками рыбешку. Долгое время я думал, что это была плотвичка, а теперь, вспоминая поклевку, понимаю – маленькая красноперка. Поднимаю ее из воды, поворачиваюсь к отцу, чтобы он ее снял с крючка, но, о боже… Красноперка ударяется об спину отца, и, отцепившись от крючка, улетает прямо в открытый кормовой трюм. Все… На этом моя рыбалка практически закончилась. Отогнать меня от кормового трюма, в котором плавала МОЯ РЫБА, было невозможно. В прозрачной воде было отлично видно, что она, сначала пометавшись по трюму, стала спокойно в нем плавать, фланируя от борта к борту, иногда опускаясь на глубину, иногда поднимаясь к поверхности. По моей просьбе (представляю, как и каким тоном это говорилось сквозь слезы) удочка была перезаброшена в трюм, и я с замиранием сердца ждал, когда же МОЯ РЫБА опять соблазниться червяком.
За наблюдением за МОЕЙ РЫБОЙ только краешком глаза были отмечены выловленные Сергеем на бычков несколько щучек (он насаживал их в рот на закидушку с крупными крючками и потом потихоньку выбирал леску), сошедший с крючка из-за отсутствия подсака, попавшийся на макушанку небольшой сазанчик, пойманные отцом еще несколько плотвиц-таранок, густерок, бычков, уклеек. Несколько раз отец предлагал мне «не маяться дурью» и ловить рыбу. Я же обиженно-насупившись «укал». Но вот обида прошла. Удочка торжественно заброшена в Дон, тщательно, «до дна», установлена глубина – и вот он – первый бычок. Черно-угольный с серыми разводами самец бычка-кругляка выгнулся вопросительным знаком, трепеща на леске. Этот уже не сорвется. Даже крючок не виден изо рта. Отец снимает бычка с крючка, причем тот никак не хочет отдавать червя, зажимая его своими зубастыми челюстями. На правах поимщика беру его в руки, ощущаю его клейкую липкость и прохладу, заглядываю в его черные бусинки-глаза. Бычок развалился, изогнувшись, на ладошке, временами шевеля своими круглыми жабрами. Вот он приоткрыл рот. Любопытство перебарывает страх, и я сую ему палец в рот. Бычок резко смыкает челюсти и я, крича не столько от щипка, сколько от неожиданности, трясу рукой с вцепившимся в палец бычком. Бычок, конечно, радуется неожиданно полученной свободе, разжимает челюсти, и … улетает в воду. А мне не жалко потерянного улова. И вообще, я уже нарыбалился, хочу на берег, на белый промытый песок, на зеленую травку, тем более мне видно, что по краю тополиной рощи растут деревца тютины-шелковицы, усыпанные уже спеющими, где еще красными, где уже черными ягодами.
Идем с отцом на берег, оставляя Сергея еще рыбалить, поделившись с ним взятыми с собой бутербродами, вареными яйцами, хрустящей остро-свежей редиской. На невесть откуда взявшемся толстенном сосновом или еловом бревне раскладываем нехитрый завтрак, запиваем его домашним, шибающим в нос квасом. Затем идем лакомиться тютиной.
Вот и июньский день берет свое – жарко. В роще же полно комаров, и пока мы ели тютину, они искусали мне все ноги. Хочется домой, и я начинаю хныкать (думаю пацану, которому еще нет и 5 лет, простительно). Отец оставляет меня на берегу, идет собирать снасти, вещи. Вскоре возвращается вместе с Сергеем. Он недоволен – оторвали от рыбалки, тем более рыба (щурята) еще клюет, не успеваешь налавливать для насадки бычков. Ему хорошо, он большой, скоро 11, а мне уже просто хочется спать.
Очень смутно помню обратную дорогу. Даже как переплывали на лодке Дон, не помню. Наверно уснул, прижавшись к отцовскому боку. Помню только когда уже пришли домой, зашли в прохладу виноградной беседки, прошли под жерделу. В принесенный таз торжественно был выложен улов – щурята (самый большой был, наверное, грамм на 500), плотвички-тараночки, густерки, бычки, себели-уклейки. Но, видно, уж очень намаялся, скоро уснул, и следующий обрывок воспоминаний – мы все сидим на улице, на столе кастрюля с ухой, жареная рыба, молодая кортошечка, редиска, салат.
Все – следующие рыболовные воспоминания уже касались 62-го, а то и 63-го года, но уже Потийской рыбалки, донской–же - 64 –го года, так как результатами ее, пойманным отцом килограммовым соменком, гордо называя его сомом, хвастался перед одноклассниками, которых, увы, отцы с собой на рыбалку еще не брали, мол, малы.
